Биография Джимма Моррисона

2 августа 1968 квартет The Doors дает концерт на открытой площадке
Singer Bowl в Куинсе. Вдрабадан пьяный Джимм Моррисон уже приметил себе
пешку для привычной игры – белокурую красотку в первом ряду. Именно ей и
только ей он будет петь сегодня. Он – молодой бог из далекого
калифорнийского рая, ангел-разрушитель неокрепших умов и сердец новой
Америки, слепленный морской волной из золотого песка Венис-Бич.
Джимм  Моррисон часто выбирал себе очного партнера из зала – это
помогало ему концентрироваться. Певец подходит к краю сцены, пристально
смотрит девушке в глаза и начинает медленно массировать свой пах.
Бойфренд девушки в ярости, он швыряет стул в Моррисона, его примеру
следуют другие. Начинается потасовка с участием полиции, и вот уже
другую девушку уносят с разбитым лицом. Моррисон невозмутимо покидает
сцену и направляется за кулисы, куда работники сцены только что привели
раненую. Он успокаивает девушку, обрабатывает ей рану и прижимает к
себе. Немая сцена, пьета с переменой ролей, «Остановись, мгновенье, ты
прекрасно!» – типичный для Моррисона порочный круг замкнулся. Порочный
круг, состоящий из нарциссизма, сладострастной демонстрации власти над
толпой, жажды оргиастического слияния с ней, массовой истерии, умело
спровоцированного насилия и уничтожения последней границы между объектом
поклонения и участником ритуала. Порочный круг, центром которого был
дьявольский карнавал музыки The Doors и трагическое саморазрушительное
кабаре его фронтмена.

Посткеннедиевской Америке – стране, в которой за считаные пару лет
затрещали по швам и вскрылись все социокультурные поры, – как воздух
требовалась куда более глубокая и чувственная музыка, чем джентльменские
игры Синатры и его «крысиной стаи», абсурдистский брит-поп The Beatles,
нахальная сексплуатация The Rolling Stones или даже интеллигентский
фолк Боба Дилана. Америке второй половины 60-х требовался саундтрек для
опасного путешествия с завязанными глазами к центру своей коллективной
души. Моррисону случилось стать флагманским кораблем этого заплыва
внутрь, порочным и безотчетным символом нового открытия Америкой самой
себя. По сути, он был секс-революционером рок-н-ролла 60-х в той же
степени, в какой Брандо был секс-революционером Голливуда 50-х.
Обнаженный торс и кожаные штаны Джимма Моррисона можно безо всякой
натяжки считать следующим эволюционным скачком всеамериканского
раскрепощения – после белоснежной тишотки и мускулов Брандо-Ковальского
из «Трамвая «Желание».

И на третье – рок-н-ролл, Психоделическая реальность и эксплуатация
сексуального образа – две основные правды жизни лидера The Doors. 1968 г.

Джимм Моррисон понимал главное – американская культура есть не что
иное, как причудливый цветок, выросший из европейского семени на
индейской земле, обильно орошенной кровью. Все, кто смотрел фильм
Оливера Стоуна The Doors, помнят смачный эпизод, в котором юный Джим
оказался свидетелем автомобильной аварии в пустыне и в него якобы
вселился беспокойный дух убиенного индейского вождя. Как бы то ни было,
осознание того, что он, представитель белой расы, есть лишь нежданный
интервент на земле краснокожих, не покидало Моррисона никогда. Отсюда
его интерес к древним религиям и шаманизму, внимательные штудии
Кэмпбелла и Фрейзера и до дрожи натуралистические описания
членовредительных ужасов в стихах. Погружение Джима в европейскую
культурную и философскую парадигму проходило не столь драматично – он
был, безусловно, самой начитанной и образованной рок-звездой своего
времени. Сын адмирала, солнцелюбивое дитя тропиков, проведшее детство и
отрочество на военных базах во Флориде и Калифорнии, отпрыск старых
шотландских и ирландских родов (и уже одним этим – генетический преемник
бунтарского духа кельтских поэтов-дебоширов Брендана Биэна и Дилана
Томаса), Джимм Моррисон был прилежным учеником-гуманитарием. Даже
пристрастие к вину и Ницше не мешало юному Джиму быть популярным
студентом, местным красавчиком и любимчиком учителей – в бытность
студентом Florida State University ему даже довелось сняться в рекламном
ролике своей альма-матер.

В FSU Моррисон учился на кинорежиссера (а что есть песня Riders on the
Storm, как не заливаемый дождем застывший широкоформатный кадр?),
позировал для студенток-художниц, кутил и ночевал в полиции, ел с чужих
тарелок в кафе, подрабатывал донором для Красного Креста, играл в
студенческой постановке Пинтера, по выходным мотался на перекладных к
девушке в соседний город – в общем, вел обычное раздолбайское
существование студиозуса. Но кроме того, запоем читал «проклятых поэтов»
и подцензурных романистов – и писал, писал, писал стихи, перерабатывая
заимствованные идеи и настроения в сырую необработанную поэтическую
породу. У Блейка он учился всеми доступными психическими средствами
проницать уровни мироздания, у Ницше и Селина – до изнеможения бродить
по закоулкам внутреннего «я» и обожествлять каждую его частичку, у
Бодлера и Рембо – не стесняться никого и ничего, быть бесстрашным и
яростным при воссоздании образов внешнего мира. Когда он прочел Керуака,
то, как и все сопливые бунтари своего поколения, захотел в дорогу –
дремучая пенсионерская Флорида казалась малоподходящим плацдармом для
реализации сверхчеловеческой жизненной программы. Как избавление, пришел
совет перевестись на кинофакультет Калифорнийского университета. Уже
там, в UCLA, Джим сдружился с сокурсниками Рэем Манзареком и Фрэнсисом
Копполой и принялся посещать курс лекций видного калифорнийского
диссидента, поэта-сталиниста Джека Хиршмана, посвященный «театру
жестокости» Антонена Арто. Недостающий кирпичик встал на свое место в
картине мира юного поэта – Моррисон получил руководство к практическому
применению приобретенного культурного багажа. К счастью, Манзарек
оказался неплохим клавишником и заодно лидером группы Rick & The
Ravens. Через полтора месяца после выпускного они случайно набрели друг
на друга на пляже Венис-Бич, и Джимм Моррисон начитал Манзареку пару
своих стихов. Так родились The Doors.

The Doors на лестнице спасательной вышки. Снизу вверх: Джим Моррисон,
Рэй Манзарек и Фрэнсис Коппола. Четвертый неизвестен. 1969 г.

Эти четверо должны были встретиться, хотя бы для чистоты эксперимента:
цирковой органчик Манзарека, витиеватая, вскормленная на фламенко гитара
Кригера (вспомните Spanish Caravan), непоседливые фри-джазовые барабаны
Денсмора и очарованный голос поэта Моррисона. Эстетическая программа
была предложена сбитой с толку публике уже на первой одноименной
пластинке The Doors, вышедшей в самом начале 1967-го. На той пластинке
было все, что угодно, кроме стандартного «рокешника» – песни про «кухню
души» и «хрустальный корабль», Брехт и Вайль с их «виски-баром» и
11-минутная The End, монструозная авангардная смесь
театрально-поэтического монолога Джимма Моррисона («папа, я хочу тебя
убить, мама, я хочу тебя трахнуть» и т. д. – Арто в действии) и
психоделического инструментального сальто-мортале. Первым впал в
священное безумие от того, какая музыка получалась у The Doors, сам
Моррисон – уже накануне их первого серьезного выступления певец
обкурился вусмерть и потом отказывался петь что-либо, кроме The End.
Долго ждать славы, впрочем, не пришлось – песня Кригера Light My Fire
мгновенно стала сенсацией, взлетела на первую строчку поп-чарта
«Биллборда» и принесла участникам группы по 50 тысяч долларов роялтис на
брата.

А дальше были еще пять альбомов и еще четыре года – четыре года самого
яркого и самого сознательного рок-звездного самосожжения по ту сторону
Курта Кобейна (Light My Fire, разумеется, не могла не оказаться
пророчеством). Это уже был Джимм Моррисон, которого знают все. Артист
театра жестокости, испытывавший на прочность табу сценического поведения
и разорвавший в клочья большинство из них. Рок-идол, не стеснявшийся со
сцены обзывать свою паству «стадом рабов, мечтающих об одном – увидеть
мой член» и в интервью похоронивший своих (вполне здравствовавших)
родителей. Человек, который не мог и дня толком прожить в состоянии
неизмененного сознания, бесконечно прыгавший с ЛСД в бутылку виски,
оттуда – на кокаин и обратно. Разнузданный сатир, напропалую спавший с
фанатками и товарками по рок-цеху (Нико, Дженис Джоплин, Грейс Слик) и
сочетавшийся браком по языческому обряду с журналисткой-ведьмой
Патрицией Кеннели. Энтузиазм Джимма Моррисона по части смертных грехов, в
соответствии с ницшеанской программой, не знал границ и часто
оборачивался низменной комедией. Так, при записи пластинки L.A. Woman
остальные участники The Doors наняли в собутыльники Джиму матерых
алкашей – чтобы они выпили с ним то, что в противном случае он выпил бы
один. Кроме того, после смерти певца остались нерассмотренными около
двадцати судебных исков о его гипотетическом отцовстве.

Приходи на меня посмотреть Истерия, провокации и неадекватное поведение стали творческим почерком Моррисона. Франкфурт, 1968 г.

Самоубийственное кабаре Моррисона (вслушайтесь в People Are Strange и
When the Music?s Over – и вы услышите кабаре самого
беспощадно-элегантного свойства) существовало, разумеется, в отраженном
блеске его харизмы. Свой статус дионисийского секс-символа Моррисон
проращивал сознательно. Мало того что у него не было менеджера и агента –
он взашей гнал стилистов и на все фотосессии надевал только вещи из
своего гардероба. Неудавшиеся кинорежиссеры, Джимм Моррисон и Манзарек
сами занимались визуальной стороной группы – так, они сняли несколько
вполне убедительных протоклипов. Фотограф Джоэл Бродски недвусмысленно
подметил, что «The Doors были самой визуально продвинутой группой своего
времени. Они знали толк в правильно выстроенной фотосессии». Именно
Бродски снял самую иконическую фотосерию Моррисона – увенчанного черными
кудрями полубога в кожаных брюках на ремне с пряжками-брошками, с
обнаженным торсом, украшенным бусами-змейкой (Бродски вспоминает, что
Моррисон, ожидая своей очереди сниматься, успел как следует налакаться и
его вакхова раскрепощенность и пьяная пластика стали главными
составляющими успеха фотосессии). Именно этот образ необузданного
«молодого льва» рок?н?ролла бередил (и бередит до сих пор) умы
начинающих рок-героев следующих поколений – от Игги Попа и Билли Айдола
до Эдди Веддера и Скотта Уэйланда, и именно этот образ со временем
практически отождествился в массовом сознании с самим понятием
«рок-звезда». Сам Моррисон, впрочем, уже через год после той фотосессии
поправился на 15 килограммов, отрастил бороду и стал больше походить на
водителя грузовика в джинсах и тишотке.

Годы славы и греха не смогли заставить Джимма Моррисона забыть о корнях
– он знал, что рано или поздно должен вернуться к истокам своего
духовного пути. Его ждала Европа, и весной 1971-го Джим вместе со своей
вечной спутницей (и конченой наркоманкой) Памелой Курсон улетел в Париж –
писать стихи, пить вино и купаться в забвении. Через три месяца
Моррисон искупался в последний раз – он умер в ванне, в своей съемной
парижской квартире, от овердозы героина, который ему исправно поставляла
верная Памела. Когда подруга американской четы, кинорежиссер Аньес
Варда вместе с приятелем заявились к ним в гости тем же вечером, они
застали Памелу, плачущую над трупом возлюбленного. В тот момент, когда
Моррисон принимал смертельную дозу, Памела пребывала в героиновой
отключке неподалеку, в гостиной. Есть, впрочем, и более красивая версия
смерти поэта. По этой версии, Джимм Моррисон с Памелой принимали героин в
клубе с говорящим названием Rock?n?Roll Circus, и именно там Джим
принял убийственную дозу, после чего два знакомых драгдилера – пара
ангелов смерти с ключами от девятых врат – отвезли музыканта на квартиру
и уложили в ванну. Были ли у этих парней мотоциклы, легенда умалчивает.

Подобное к подобному Джимм Моррисон со своей постоянной спутницей Памелой Курсон. Калифорния, 1969 г.

В тот же самый день, 3 июля 1971 года – день смерти своего первенца, –
адмирал Джордж Стивен Моррисон выступал в Вашингтоне с торжественной
речью о списании на берег своего первого адмиральского судна, авианосца с
французским названием Bonne Homme Richard. Именно Моррисон-старший
через 19 лет после смерти сына установит на его могиле на Пер-Лашез
плиту с лаконичной эпитафией ΚΑΤΑ ΤΟΝ ΔΑΙΜΟΝΑ ΕΑΥΤΟΥ – что в дословном
переводе с греческого означает «в согласии со своим демоном».

Джимм Моррисон: жизнь после смерти

1978 После кончины своего легендарного фронтмена троица оставшихся в
живых участников The Doors сразу же выпустила две бесцветные, не имевшие
никакого успеха пластинки. Сообразив, что без голоса Джимма Моррисона
им в музыкальном бизнесе ловить нечего, Манзарек, Кригер и Денсмор
подняли из архива записи 1969–1970 годов, на которых покойный начитывал
свои стихи, и недолго думая дополнили их ненавязчивым музыкальным
сопровождением. Итог – платиновый альбом под названием An American
Prayer и вечное презрение наиболее щепетильных фанатов.

1979 Когда бывший однокашник Моррисона по кинофакультету UCLA Коппола
монтировал свой эпический шедевр «Апокалипсис сегодня», он решил
наложить дорзовский (апокалиптический!) гимн The End на медитативную
сцену поствьетнамских ломок капитана Уилларда. Монтируя навязчивое
хлопанье лопастей вентилятора, переходящее в мерный гул вертолетного
пропеллера, с медленной мелодической прогрессией The End, Коппола с
неумолимостью дрели проникает в сознание героя, одержимого идеей своего
личного апокалипсиса.

1988–1990 Усилиями родителей Памелы Курсон, к которым после смерти
дочери перешли авторские права на все неопубликованные стихи
Джимма Моррисона, в свет выходят два посмертных тома под общим названием
«Потерянные тексты Джима Моррисона» (при жизни певца вышли первые два
поэтических сборника). Первый том Wilderness мгновенно становится
бестселлером в списке New York Times. Том второй – The American Night –
пользуется не меньшим успехом.

1991 Выходит скандальная кинобиография Моррисона – фильм Оливера Стоуна
The Doors. Несмотря на гениальное перевоплощение Вэла Килмера, фильм
подвергся уничижительной критике – прежде всего со стороны участников
группы. Очевидцы событий сошлись во мнении, что Стоун экранизировал
скорее миф о Моррисоне-дебошире и идоле контркультуры, но никак не
правдивую историю жизни музыканта – допустив, ко всему прочему, массу
неточностей и вольностей в обращении с историей. Лучше всех суммировал
отношение к фильму Манзарек: «На экране Джим все время с бутылкой в
руках... Это фильм про Моррисона-алкоголика. Где тонко чувствующий поэт и
весельчак, с которым я был знаком? Где угодно, только не на экране».

2000 Усилиями звезды биг-бита Фэтбой Слима Моррисон возвращается в
чарты! Правда, только в британские – зато на почетное девятое место.
Фэтбой взял малоизвестный бонус-трек Bird of Pray с переиздания An
American Prayer 1995 года, наложил на него меланхоличный инструментал и
включил в свой альбом Halfway between the Gutter and the Stars. Клип про
летчика, впадающего в безотчетную эйфорию полета, в конце прошлого
тысячелетия не вылезал из ротации музыкальных каналов.

2010 В качестве запоздалого ответа на фильм Стоуна выходит 80-минутное
документальное эссе мэтра американского независимого кино Тома ДиЧилло
When You?re Strange. ДиЧилло попытался посмотреть на историю группы и ее
лидера беспристрастно, не обожествляя и не демонизируя образ великого
рокера. Фильм очень полюбился фанатам группы и удостоился похвалы ее
участников. Забавный факт: текст от автора читает Джонни Депп, который
20 лет назад был одним из кандидатов на роль Джимма Моррисона в фильме
Стоуна.

«Дорз» — художественный кинофильм о Джиме Моррисоне и легендарной американской рок-группе «The Doors». Основан на реальных событиях и людях.
Фильм фокусируется на Моррисоне, представляя его идолом рок-н-ролла 1960-х, контркультурщиком, употребляющим наркотики и имеющим беспорядочные сексуальные связи.Фильм начинается с детских воспоминаний Джима Моррисона, когда он видит, как старый индеец умирает на обочине.